Экс-председатель СО РАН АЛЕКСАНДР АСЕЕВ в интервью «КС» рассказал о проблемах, с которыми столкнулась Российская Академия наук, поделился мнением о последних инициативах нового главы сибирского отделения Валентина Пармона, а также о том, какова роль ФАНО в этих процессах.  

— Александр Леонидович, какая ситуация сложилась в Академии наук на текущий момент? Как вы ее оцениваете?

— Сентябрьское собрание академии наук прошло без заметных потерь по сравнению с мартовским заседанием. Выбор президентом РАН физика Александра Михайловича Сергеева является не самым худшим, но и далеко не оптимальным результатом на фоне нарастающей стагнации в Академии. Тем более, что после мартовского собрания у многих участников возникло ощущение, что скорее всего этот сценарий повторится, и Академию окончательно зареформируют, как, например, РАО ЕЭС. Академия наук прожила четыре пореформенных года под всё усиливающимся систематическим выдавливанием из научной сферы, традиционно являвшейся её государственной нишей. Постоянно озвучивается один из главных аргументов – низкая эффективность научных исследований.

Напомню, что организация академической науки в СССР была общепризнанным достижением, о чем неоднократно говорил и подчёркивал такой выдающийся государственник, как академик Евгений Максимович Примаков. Это признавали даже многие американцы, сравнивая затраты в области научно-технической деятельности. При этом эффективность советской системы по ряду параметров была выше американской и остаётся таковой до сих пор. Напомню, что суммарный бюджет ФАНО и РАН в настоящее время составляют чуть более 74 миллиардов рублей, причём РАН —  всего 4 миллиарда рублей. С учётом 6 миллиардов, недавно выделенных на выполнение майских указов президента, это составляет около 80 миллиардов рублей, то есть примерно $1,3 миллиарда. Средний американский университет, региональный, я подчеркиваю, имеет бюджет $2-3 миллиарда. А таких университетов в США более сотни.  Вот так можно оценить эффективность с точки зрения затрат и результатов. Логическим продолжением реформ может быть доведение бюджетных затрат на российскую науку до уровня среднего американского колледжа.

А в целом складывается впечатление, что диспетчер дал указание машинисту поезда реформ слегка притормозить, неуклонно продолжая движение к уже намеченной цели — окончательному решению вопроса об академическом секторе науки.

— Ваше мнение относительно реформ в Академии наук не изменилось?

— Известно, что Сибирское отделение в целом, и я лично пытались направить реформы в конструктивное русло. Надо сказать, что сила Сибирского отделения РАН всегда заключалась в научной и региональной интеграции. Это было заложено учеными – основателями и председателями отделения – академиками М.А. Лаврентьевым, Г.И. Марчуком и В.А. Коптюгом. Их многолетней подвижнической деятельностью в Сибири была создана уникальная система интегрированных в единое целое научных центров и академических институтов. Сибирское отделение, ведь это не только Новосибирский Академгородок. Это ещё три Академгородка: в Иркутске, Томске и Красноярске. Кроме того, научные центры созданы почти во всех столицах регионов Сибири, а там, где их нет, организованы отдельные институты. Все это было хорошо отлаженной и эффективно работающей системой.

Теперь же ФАНО объединяет институты, исходя не из интересов науки и страны, а из умозрительных соображений упрощения системы управления и усиления бюрократического контроля. То, что очень точно можно охарактеризовать как административный восторг. Представляете, например, всемирно известные красноярские Институт леса и Институт физики, созданные в военном 1943 и сложном 1956 годах, соответственно. Их объединили с аграрным,  медицинским и химическим институтами. Под горячую руку могли попасть и другие, поскольку, как известно, бюрократический цикл состоит из двух частей: сначала укрупнение, затем пауза с последующим разукрупнением. Институт леса за многие десятилетия накопил огромный опыт решения важнейших задач по изучению, сохранению и приумножению уникальных в мировом масштабе лесов Сибири. Теперь же он потерял юридическое лицо в прямом и переносном смысле. Любое красноярское ООО, даже торговый ларек – юридическое лицо, т.е. самостоятельная организация, а знаменитый Институт леса – нет. Или посмотрим на красноярский Институт сельского хозяйства и экологии Арктики, который занимается оленеводством. Как можно его оценить по индексу цитирования в зарубежных базах данных?  Ведь оленеводством занимаются только на ограниченных территориях лишь некоторых циркумполярных стран. Чтобы оленеводы не сопротивлялись им дали право в течение нескольких лет не отчитываться по цитированию. И этот институт в результате реорганизации слился с институтами, работающими над задачами оборонных и космических ведомств. Вот такая интеграция через реструктуризацию, а точнее фаза бюрократического цикла – укрупнение. Воистину вместе впрягли «коня и трепетную лань» и ответит ли кто-то за последствия головокружения от организационных успехов?

Новый стиль управления, столь громко заявленный руководством ФАНО, на самом деле порой порождает абсурдные ситуации. Давайте я приведу один небольшой показательный пример. Как говорится, великое видится в малом. В выставочном центре СО РАН есть четыре или пять почти постоянно пустующих кабинета, оборудованных по высшему разряду мебелью, компьютерами и т.д. Необходимость в них появляется, только когда приезжает руководитель ФАНО. Но это происходит считанное число раз в год и длится не более несколько часов. А ведь вся эта благодать стоит весь год и отапливается, убирается, но пустует. А можно было предоставить эти ныне постоянно пустующие помещения, например, совету молодых ученых и тогда в них закипела бы жизнь. А вместо этого площадь, по сути, омертвили. Показательная ситуация.

— Можно ли, на ваш взгляд, с этим всем бороться? И если да, то каким образом?

— В прошлом году ФАНО вознамерилось таким же образом реорганизовать Иркутский научный центр – крупнейший в Сибирском отделении после Новосибирского. Там успешно работают известные и востребованные институты, такие как Лимнологический, изучающий озеро Байкал; Институт солнечно-земной физики, работающий над созданием уникального национального гелиогеофизического центра. И их тоже решили слить в одно юрлицо с другими иркутскими институтами. Но руководство, учёные советы институтов и научная общественность выступили резко против этих планов ФАНО. Их поддержал губернатор Иркутской области, который оказался не робкого десятка. Он выступил в Совете Федерации и заявил, что реорганизация научного центра окажется пагубной для перспектив развития региона, нанеся неизбежный ущерб инновациям и высоким технологиям в Иркутской области. И это помогло, но, к сожалению, только временно. То, что я сказал, является важным, но далеко не основным в сложившейся ситуации. Пример Иркутского научного центра показал, что при грамотном анализе и единстве действий можно успешно отстаивать позиции академической науки, как государственного института.

Главная же опасность для отлаженной десятилетиями и работающей достаточно эффективно системы организации науки в Сибири, на мой взгляд, заключается в сервильности по отношению к деятельности ФАНО вновь избранных председателя СО РАН и президента РАН. А ведь на прошедших после мартовского кризиса и перед последними выборами встречах Президента РФ с ведущими членами РАН и непосредственно на Общем собрании РАН практически все выступавшие говорили, что не РАН для ФАНО, а ФАНО для РАН. И из этого ясного и непреложного требования и надо исходить вновь избранному руководству РАН и СО РАН.

— А почему, по-вашему, победил на выборах именно академик Пармон?

— На протяжении пореформенного периода ФАНО создавало аналогичную президиуму РАН по функциям и целям структуру управления наукой в виде научно-координационного совета ФАНО с привлечением части членов РАН, в том числе академика Валентина Николаевича Пармона. Таким образом, небольшая, но достаточно влиятельная часть академического сообщества оказались включена в бюрократическую систему ФАНО. Именно она оказалась на этом этапе наиболее организованной, что обеспечило выбор наиболее лояльного к деятельности ФАНО кандидата. Напомню, что академик Валентин Николаевич Пармон набрал при тайном голосовании 78 голосов из 151, то есть выбран превышением всего в три голоса по отношению к необходимому для избрания числу голосов.

В результате прошедших выборов можно видеть, что начавшийся было при прежнем Президенте РАН академике Владимире Евгеньевиче Фортове процесс возвращения РАН её полномочий особенно в региональном аспекте сейчас снова стал откатываться назад.

— Какое мнение у вас сформировалось о новом президенте РАН?

— Могу повторить слова, сказанные в начале интервью. Безусловно, академик Александр Михайлович Сергеев — выдающийся ученый и талантливый физик, что само по себе замечательно. Прошел пока небольшой срок после его избрания. Но уже видно, что ничего существенного не происходит. Продолжаются бесконечные разговоры о том, что необходимо по существу и правовым образом разделить полномочия РАН и ФАНО, в срочном порядке поднимать статус РАН от обычного ФГБУ до государственной структуры. Основное обсуждаемое здесь предложение сводится к тому, что Академия наук должна заниматься непосредственно наукой, а сугубо хозяйственными делами пусть занимается ФАНО. А что происходит на самом деле? На первом заседании Президиума РАН присутствовало всё руководство ФАНО, примерно 15 человек. Эти относительно молодые люди с интересом смотрели на то, как академики собираются решать проблемы развития РАН при том, что все необходимые для этого ресурсы сосредоточены в ФАНО. В центре сидел руководитель ФАНО Михаил Михайлович Котюков,  а рядом — новый президент Академии наук. Мнение Михаила Михайловича Котюкова часто отличалось от такового у президента РАН, что вполне естественно. Вы думаете, президент РАН аргументированно отстаивал свою точку зрения? Может быть, он после заседания записался на приём к президенту страны или председателю правительства, обратился к избравшей его научной общественности? Или попытался осветить суть разногласий в СМИ? Нет, он был согласен.

— Что вы можете сказать о ближайшем будущем академических организаций?

— Это исключительно животрепещущая тема. Суть её состоит в том, что в этом году должно завершиться рейтингование институтов РАН. По его результатам институты должны быть разделены на три категории: успешные институты — лидеры, институты с устойчивым развитием и, наконец, все остальные – условно говоря, отстающие. Процесс этот долгий, и зачастую, неоднозначный будет проходить через ведомственные комиссии РАН и ФАНО. Окончательное же решение будет принимать межведомственная комиссия при Министерстве образования и науки. Диалектичность этой ситуации придаёт то, что комиссии и РАН и ФАНО возглавляют члены российской академии. И они же, а никто другой, будут отвечать за все результаты рейтингования.  А ведь предполагается, что институты третьей категории будут либо расформированы, либо присоединены к пока более успешным собратьям. И к этим, мягко говоря, непопулярным, решениям будут причастны академики РАН, состоящие в комиссии ФАНО и его научно-координационном совете. А в Сибирском отделении есть институты в Туве, Чите, Якутске, Улан-Удэ. Многие из них имеют не самые лучшие наукометрические показатели по цитируемости и публикуемости. А это с большой долей вероятности приведёт их в третью категорию. Есть и другая сторона, связанная с уникальностью изучаемых в институтах объектов и явлений. Вот, например, есть институты мерзлотоведения, биологических проблем криолитозоны, проблем горного дела Севера в Якутском научном центре. Но основные территории, занятые многолетнемёрзлыми толщами, сосредоточены в нашей стране и в ограниченных числе практически незаселённых северных территориях арктических стран, таких как Аляска, север Канады, Гренландия. Но России от этих институтов нужны не наукометрические показатели, а фундаментальные исследования криолитозоны для разработки инновационных технологий проектирования, строительства и поддержания устойчивости зданий и сооружений. Необходимо отказаться от развиваемой ныне в рамках рейтингования карательной система отношения к научным организациям, заменив её системой, стимулирующей развитие институтов,   решающих жизненно важные для страны и регионов проблемы. Представьте, что через 5 лет, начнется новый этап рейтингования и снова будут закрыты ещё ряд институтов. Следуя такой логике ФАНО можно будет дойти до полного исчезновения научных организаций. При решении судьбы науки в регионах руководству РАН необходимо занять принципиальную позицию, исходя из интересов дела, а не бездействовать. Тем более опасным является нейтралитет, что вроде бы это всё и неправильно, но если закрывают институты, то, видимо, из высших соображений так и надо. Я и многие мои коллеги в корне не согласны с этим.

Я также не согласен с лозунгами о том, что основной проблемой академической науки в Новосибирске является новая система управления. Как будто все институты академгородка работают в современных зданиях, располагают новой отлаженной технической и технологической инфраструктурой, оснащены необходимым для передовых научных исследований оборудованием? Нет. Вот, например, институты геологии и геофизики, многие химические и биологические институты, давно нуждаются в новых зданиях. А по факту, здания сорока-пятидесятилетней давности и оборудование прошлого века. Такое положение существенно затрудняет приток молодежи и обновление кадрового состава в институтах. Соответственно сужаются и перспективы развития.

— Как вы можете охарактеризовать проекты, которые предлагает академик Пармон?

— На самом деле позиция и предложения нового председателя СО РАН академика В.Н. Пармона нигде не изложены в виде, подходящем для полноценного обсуждения. До научной общественности и прессы доходят только разрозненные и не всегда понятные сообщения «о новой модели управления», опирающейся на ФЗ-216. По этому весьма важному для существования Сибирского отделения РАН и Новосибирского академгородка проекту есть много вопросов принципиального характера, пока не нашедших сколько-нибудь полноценных ответов. Но нельзя недооценивать опасность, которая нависла над Академгородком, как признанным центром науки, образования и инноваций, из-за возможных малоадекватных действий эффективных менеджеров, которых Валентин Пармон привлекает к реализации проекта создания научно-технологической долины.

— На ваш взгляд, оправдано ли строительство в Верхней зоне Академгородка конгресс-центра и гостиницы?

— Строительство конгресс-центра, на мой и многих других научных сотрудников взгляд, не является приоритетной и тем более первостепенной задачей. В академгородке есть прекрасный и не перегруженный научными конференциями Дом ученых, новые многофункциональные помещения Технопарка также оборудованы для проведения больших научных мероприятий. Есть нормальные конференц-залы в институтах, в конце концов. Чтобы быть на уровне современной науки и больших вызовов в нашей стране надо вкладываться в развитие институтов, в строительство новых современных зданий для них и новое, современное оборудование, в людей, которые там работают, а конгресс-центр появится как следствие. Да и вообще, эту проблему при правильной организации и без ущемления интересов науки и населения Академгородка в состоянии решить бизнес. К тому же в городе есть прекрасный экспоцентр, при проезде к которому из аэропорта не надо стоять в бесконечных новосибирских пробках. Вообще же этот проект чисто «девелоперский», он не развивает науку, а развивает территорию. Но последняя задача муниципальных и региональных властей, а не Сибирского отделения. Строительство гостиницы или гостиниц это чисто коммерческое предприятие и если в академгородке будет не «реформируемая», а по настоящему передовая наука, то инвесторы на это дело всегда найдутся.

— Какова ваша позиция по поводу пункта майских указов президента, согласно которому все научные сотрудники должны иметь заработную плату вдвое выше, чем средняя по региону?

—  В этом году ФАНО получило на выполнение указов Президента 6.2 миллиарда рублей. И тут во весь рост встала серьезная проблема, заработная плата в Новосибирске одна, в Якутии другая, а в столице третья. В Москве средняя зарплата научного работника должна быть около 150 тысяч рублей, а в Новосибирске — примерно 70 тысяч рублей. Высокий уровень  зарплаты достигнут в тех институтах, где велика доля привлечённых внебюджетных средств, полученных через  гранты и контракты с промышленностью и бизнесом.  К примеру, Институт теплофизики, который много лет возглавлялся академиком Сергеем Владимировичем Алексеенко, уже выполнил поставленную президентом норму и, соответственно, получит на выполнение майских указов всего около 2 млн. рублей. Такое поощрение трудно назвать солидным для института с годовым финансовым оборотом в несколько сотен миллионов рублей. А, к примеру, Физический институт в Москве не имеет заказов в необходимом объеме, но получит полмиллиарда. Эта сумма превосходит годовое бюджетное финансирование подавляющего большинства академических институтов, причём небольших —  в несколько раз! Вот тут-то и должны вмешаться президент РАН и председатель СО РАН, чтобы внести необходимые коррективы в распределение полученных средств. Но этого, увы, не происходит. Сибирское отделение получило из 6200 выделенных миллионов только 220, что меньше 3%. Хочу напомнить, что по числу членов РАН Сибирское отделение составляет 10%, а по вкладу — все 15%. Вот, где бы мог проявить себя на общее благо новый председатель СО РАН.

—  Что можно сказать о перспективах Академии наук на сегодня?

— Перспективы у РАН очень хорошие, потому что постепенно, не без трудностей у власти и общества приходит понимание, что без опоры на современную науку ответы на большие вызовы научно-технологического развития не получить. Поэтому наука и научные организации, можно сказать, обречены на развитие, потому что без науки не будет высоких технологий, нового поколения высококвалифицированных кадров, не будут решены проблемы безопасности государства в широком смысле: оборонной, продовольственной, фармацевтической и т.д., нельзя будет обеспечить достойное развитие регионов. 

Однако та сервильность, которую, надеюсь пока, проявляют новые президент РАН и председатель СО РАН по отношению к реформам науки и деятельности ФАНО, может привести в тупик. При худшем сценарии некогда одна из лучших в мире систем академической науки перестанет существовать не только как единое целое, но и будут потеряны отдельные направления. В прокрустовом ложе ныне существующей системы РАН-ФАНО невозможно перспективное развитие. В этом смысле очень многое в развитии не только академической науки, но и российской науки в целом, будет зависеть от того, насколько точными, государственно выверенными и глубоко понимаемыми будут слаженные действия президента РАН и председателя СО РАН/

Подробнее